Я заболел в 5 лет после перенесенной простуды и сильного испуга. Позже я узнал, что стресс и вирус часто провоцируют сахарный диабет. Мы жили в военном городке в ГДР, где служил отец. Я с друзьями дразнил немецких подростков, и однажды они погнались за нами. Прибежав домой, я проспал 12 часов, рассказывала мама, и после этого начал резко худеть и писаться. Мне поставили диагноз «цистит». Только через месяц кто-то из врачей предложил проверить кровь на сахар. Он был запредельно высоким. Родители побоялись лечить меня в Германии и положили в Морозовскую больницу в Москве.

Сахарный диабет I типа — аутоиммунное заболевание: организм атакует собственные клетки, вырабатывающие инсулин. А без него глюкоза не усваивается и уровень сахара сильно колеблется. Это опасно: повышенный сахар может привести к потере зрения и болезням почек, слишком низкий (гипогликемия) — к коме и смерти. Любой стресс, радость, волнение перед экзаменом, физическая нагрузка, даже прогулка с собакой понижает или повышает сахар. Поэтому до конца жизни меня ждали тотальный контроль, строгий подсчет углеводов и регулярные инъекции инсулина.

По ночам я плакал и спрашивал: «Почему именно мне это досталось?»

Родители никогда не показывали своих страхов. Но, думаю, они сильно переживали, особенно отец. Он военный, я — его сын, а мое будущее становилось не таким, каким он его себе рисовал. Я благодарен родителям за то, что они сделали все, чтобы мой диабет не изменил радикально нашу жизнь. Да, есть определенные особенности, которые надо учитывать, и все. Мы по-прежнему много путешествовали, ездили на море — просто брали с собой железный лоток и кипятили шприцы в дороге. Поел фруктов — сахар полетел вверх, подкололи инсулин — выровнялся.

Мне было семь, когда отец спросил: «Каким спортом ты хочешь заниматься?» Я выбрал футбол и ежедневно сам ездил в секцию. Мы придумали схему: мама разводила варенье в бутылке, я выпивал его до тренировки и такую же бутылку — после. Это помогало поддерживать уровень сахара. Но иногда на меня накатывала грусть — от тотального контроля устаешь. Я понимал, что отличаюсь от других детей, которые могут есть что хотят и когда хотят, бегать и прыгать. По ночам я плакал и спрашивал: «Почему именно мне это досталось?»

В свои пятнадцать я был неплохим игроком, но когда начинались серьезные турниры, меня ставили в запасной состав. Я попросился в основной, но мне отказали: мол, боятся за мое здоровье. Я ушел в другой клуб, где никому не сказал о заболевании. У меня к тому времени появился первый глюкометр, и контролировать сахар стало легче.

Однако по-настоящему мой взгляд на жизнь поменяла поездка в США. В 16 лет я узнал о программе американского врача Сэма Вентворта: он набирал подростков в диабетический лагерь. Было два условия: знать английский и уметь ездить на велосипеде. Я подал заявку и был принят. Все лето мы жили в палатках, путешествовали. Я увидел, что американцы относятся к диабету не так, как мы. До сих пор помню, как один врач в России сказал: «Забудь о спорте, твой максимум — лечебная гимнастика». Американцы же учили нас жить как все, просто учитывать свою особенность.

Когда мы с женой, два диабетика, сказали врачу, что ждем ребенка, он покрутил пальцем у виска

Я стал часто ездить в лагерь, теперь уже как вожатый. Когда мне было 19 лет, познакомился там с Леной, она на четыре года моложе. Мы начали встречаться уже в Москве, и Лена стала моей женой. Еще подростком я мечтал о будущей семье, но боялся, что не смогу иметь детей. Меня успокоил мужчина, с которым я как-то разговорился: «У меня диабет 20 лет и есть сын и дочь. Так что никаких проблем — просто держи сахар в норме».

Когда мы с Леной, два диабетика, пришли к врачу и сообщили о беременности, он покрутил у виска: «Вы с ума сошли?! Это рискованно и для женщины, и для ребенка». Сейчас у нас четыре дочери, младшей полгода. Когда я думаю о том, как научился с диабетом выдерживать всю игру на поле, пробегать марафоны, то по сравнению с героизмом Лены мне это кажется ерундой. Она не ленилась вставать по семь раз за ночь, чтобы измерить сахар, съесть углевод, если он падает, или подколоться инсулином, если растет. Наши дети здоровы. Как будет дальше — не знаем. Мы много размышляли, что произойдет, если у них начнется диабет. Не скажут ли они нам: о чем вы думали, когда нас заводили? Но мы оба считаем, что дать жизнь человеку важнее, чем решать проблемы с диабетом. И сейчас контролировать сахар легче, чем 20 лет назад.

Даже не знаю, кем бы я стал без диабета. Может быть, даже хулиганом. В подростковом возрасте у меня гуляли гормоны, требовался выход агрессии. И я попал в компанию радикальных футбольных фанатов. Бегал, дрался, правда, понимал, что не могу позволить себе глупости, опасные для здоровья. Что если меня ударят бутылкой по голове и я без сознания проваляюсь несколько часов, пропущу гипо­гликемию, то все — прощай, мама.

Организм — умная машина, он подстроится под любую ситуацию

Мне предлагали профессиональный контракт в футболе, но я отказался: решил, что лучше быть очень хорошим юристом, чем просто хорошим спортсменом. Сейчас у меня своя юридическая компания, а спорт остался со мной как главное увлечение. Я уже шесть лет занимаюсь марафонским бегом и триатлоном. В беге моя максимальная дистанция — 50 километров. Когда я решил бежать свой первый марафон, врач заявил: «Скажи спасибо, что ты вообще жив». В триатлоне я пробовал олимпийскую дистанцию: 1,5 км плавание, 40 км велосипед и 21 км бег. И это не предел.

Организм — умная машина, он подстроится под любую ситуацию. Когда я начинал бегать, у меня резко падал сахар, я не мог понять почему: ведь за футбольную тренировку я пробегал 10 км, но он не улетал так вниз. Стал разбираться: футбол — соревнование, поэтому организм выбрасывает адреналин, который повышает сахар. А бег — постоянное однообразное движение, поэтому сахар будет понижаться. И я тренировал тело, пытался понижать пульс. Я приучил организм к разным нагрузкам, теперь мечтаю об Ironman — это соревнования по триатлону на длинную дистанцию. В США в них уже участвовали 3000 спортсменов-диабетиков.

Ко мне часто обращаются молодые люди, подростки, их родители — я рассказываю им о спорте при диабете. Сейчас запускаю футбольный клуб для всех желающих. И когда я выступаю на конференциях, днях диабета, то говорю: «Если ваш ребенок хочет полететь в космос, пусть летит. Сейчас это не фантастика. Пусть поступает в аэрокосмический колледж. Хочет в армию? Пусть идет. Хочет семью — пожалуйста». Диабет не причина отказаться от своих желаний, не надо поддаваться страхам и шаблонам, навязанным СМИ, врачами, обществом. Диабет подстроится под любую профессию и любой образ жизни. Все преграды — только в нашей голове».
PSYCHOLOGIES №32