– Нина Викторовна, скажите, насколько серьёзно сейчас стоит проблема диабета в мире? И какие цифры заболеваемости по Саратовской области?

– Если говорить о диабете вообще – и первом, и втором типе, то цифры просто устрашающие: в 90-е годы прошлого века за десять лет в мире прибавилось 4 млн больных сахарным диабетом. За четыре последних года прибавилось 10 млн человек. К 35 году прогнозируется полумиллиардный рост заболевших диабетом. Где-то 80 тысяч детей в год в мире заболевает первым типом. Так что эта проблема сейчас остро волнует весь мир.

Что касается детской заболеваемости в нашем регионе, то в 60-х годах прошлого столетия, когда на этой кафедре – пропедевтики детских болезней – это введение в специальность педиатрического факультета, начало развиваться направление эндокринологии, первые годы все научные изыскания были направлены в основном на болезни щитовидной железы. Диабета было очень мало – пять-шесть случаев в год. Сейчас впервые выявленных только у нас – в детском эндокринологическом отделении клинической больницы им. Миротворцева СГМУ – до 35 случаев в год. А есть ещё эндокринологическое отделение областной детской больницы, там столько же или даже больше.

– Но бытует мнение, что диабет – это болезнь пожилых людей с избыточным весом.

– В чем-то оно оправданно – диабет второго типа, действительно, довольно часто встречается у людей старше сорока лет с лишним весом. Он ассоциирован с избыточной массой тела, к которой приводит неправильный образ жизни – переедание, малая подвижность. Из-за этого инсулин начинает плохо проводить глюкозу крови в ткани. Лечится он прежде всего изменением характера питания, физической нагрузкой и сахароснижающими препаратами.

Однако диабет второго типа всё чаще встречается и у молодых. Потому что современные дети много сидят и много едят. Наша жизнь этому способствует: пищевая промышленность явно заинтересована в том, чтобы люди много ели. Это страшно, но это так.

А вот первый тип диабета – это совсем другое.

– И в чем разница?

– Разница в том, что при первом типе в организме не хватает гормона инсулина, который вырабатывается поджелудочной железой. Если ребенок заболевает в первые полгода жизни, то это врожденная форма диабета, которой раньше практически не было. Если позже – то это аутоиммунная форма, когда иммунитет даёт сбой и начинает уничтожать свой собственный организм: лимфоциты иммунной системы начинают ошибаться, принимая бета-клетки поджелудочной железы, например, за какой-то вирус. И начинают их уничтожать. Инсулина, который эти клетки вырабатывают, становится меньше. А он необходим. Он проводит глюкозу крови в ткани: в мышцы, в печень, в жировую ткань, в мозг.

Глюкоза в крови – это те углеводы, которые человек съедает. Если инсулина нет, то глюкоза в ткани не попадает, её уровень в крови резко повышается, она начинает выходить с мочой, отчего человек начинает много мочиться, как следствие – много пить. Нарушаются все виды обмена веществ, человек худеет, накапливаются недоокисленные продукты обмена, начинается отравление организма. Если вовремя не выявить заболевание, то ребенок может поступить в больницу уже в коме.

Первый тип диабета всегда считался диабетом молодых. И он впервые проявлялся у детей в подростковом возрасте и у молодых людей. Но и первый тип тоже стал «молодеть». У нас есть дети, заболевшие до года, в год, в два, в три и так далее. И их с каждым годом всё больше.

Надо заметить, что количество заболевших аутоиммунными заболеваниями растёт во всём мире.

– А с чем это связано? Иммунитету стало не с кем бороться, спасибо антибиотикам и противовирусным, и он стал бороться с собственным организмом?

– К росту всех групп заболеваний предрасполагают всё те же самые особенности современной жизни. В случае диабета первого типа это экология, воздействие окружающей среды, стрессы, телефоны, компьютеры. Возможно, колоссальное потребление фармпрепаратов может быть одним из факторов. И, конечно, рост вирусных инфекций, которые стали более агрессивными.

Спровоцировать начало сахарного диабета при дисфункции иммунной системы могут вирусные инфекции, компоненты пищи, любой химический агент. Но, в принципе, это врожденная патология иммунной системы.

– То есть предрасположенность к диабету первого типа заложена на генетическом уровне и никуда от неё не деться?

– Да, это так. Она запрограммирована. И может проявить себя в разном возрасте.

– Как отличается лечение диабета сегодня от того, как это было десять, двадцать, тридцать лет назад?

– Разительно. Технологии, конечно, шагнули далеко, чем значительно облегчили компенсацию диабета первого типа. Мы проводили исследование: сравнивали наших пациентов 90-х годов и нынешних пациентов. По нашим нынешним представлениям все дети тех лет всегда были в декомпенсации. Всегда. Глюкоза крови определялась в лаборатории раз в месяц, глюкометров, которые бы позволяли проводить экспресс-тест в домашних условиях, не было. У пациентов было колоссальное количество глюкозы в моче, а значит, и в крови. Осложнения диабета наступали раньше: 20 процентов детей задерживались в росте, 30 процентов – в половом развитии. Инсулины были совершенно другого качества.

Теперь есть глюкометры, прекрасные человеческие инсулины, появились инсулиновые помпы, которые способны имитировать работу собственной поджелудочной железы. Сейчас наши дети абсолютно соответствуют возрастному физическому и умственному развитию.

Раньше женщинам с первым типом диабета запрещали рожать детей, и это было в какой-то мере оправданно. А сейчас можно всю беременность провести на нормальных цифрах глюкозы, и женщины с первым типом диабета рожают абсолютно здоровых детей.

– У вас в стационаре работает Школа диабета. Для чего она нужна?

– Это заболевание требует навыков и знаний не только от врача, но и от родителей, и от пациента. Знание своего заболевания – это путь к его хорошему пониманию и ведению. Если мама не понимает, что происходит, если ребёнок не понимает, что делать, если нет их содружества с врачом, то вести пациента невозможно. Чтобы понимать диабет, надо учиться с ним работать.

– С какими родительскими реакциями вы сталкиваетесь? Особенно у родителей, чьим детям только что был поставлен диагноз?

– Шок, конечно, у всех. Самая благоприятная для нас и для ребенка ситуация, когда родитель сквозь шок и горе сразу начинает слышать нас, принимает диагноз, начинает учиться и выполняет рекомендации. У нас сейчас лежит такой ребёнок, которому только поставили диагноз, ему 13 лет. И маме очень плохо. Но, тем не менее, она всё делает правильно. Хотя надежда, что это всё временно и не навсегда – она остается до последнего.

Второй тип реакции – это когда эмоциональный шок настолько сильный, что пробиться к разуму бывает достаточно сложно. Я помню одну пациентку, с ней приходилось разговаривать по два-три часа несколько дней, пока она всё поняла и приняла. А у нас нет психолога в отделении. Но разум возобладал.

И есть категория самая тяжелая. Не для нас тяжелая, для детей. Когда родитель не принимает диабет, прикладывает все усилия к тому, чтобы не вводить инсулин. У нас было несколько таких семей, когда мамы уводили своих детей от социальной жизни, сажали их на тренажеры и держали полуголодом. Ведь глюкоза крови снижается ещё и от физических упражнений и не повышается от некоторых углеводов, таких как капуста, огурец, помидор.

Была у нас одна очень яркая семья – три года в таком режиме мама вела своего ребенка без инсулина. А потом он поступил в тяжелейшей коме и жутком состоянии. В итоге к инсулину они всё равно пришли. Поверьте, очень тяжело видеть, когда ребёнок говорит своей матери: мама, это ты сделала так, что мне сейчас так плохо.

Я стараюсь не обвинять родителей, потому что понимаю, что они всегда стараются ради своих детей. Но это была ошибка. И эта мама не одинока. Кто-то начинает ходить к бабке. Так и говорят: сходим к бабке – и сахара снижаются. Кто-то ходит в церковь, и ему становится лучше. Мы в таком случае говорим: ходите куда угодно, только не убирайте инсулин. В этой жизни возможно всё. Но если инсулина в организме нет, то он не возьмется из ниоткуда. Еще никто не вылечил сахарный диабет первого типа, потому что не умеют в мире лечить аутоиммунные заболевания.

– Сейчас часто говорят, что диабет это не приговор, а образ жизни.

– Правильно говорят. Это достаточно сложный образ жизни, потому что ты всегда привязан к правильному подсчету углеводов, к инсулину, нужно быть дисциплинированным, внимательным и аккуратным. Но во всем остальном жизнь остается прежней.

– То есть первый тип диабета не означает автоматический запрет на посещение детского сада, школы, спортивных секций или отказ от куска сладкого торта на день рождения?

– Нет такого. Ребенок должен ходить в детский сад. Должен ходить в школу. Может съесть торт. Только нужно точно высчитать, сколько в этом торте хлебных единиц, чтобы добавить инсулин на этот торт. Чтобы с этим работать, надо хорошо понимать диабет. Оттуда, где диабет и его принципы знают плохо, приезжают декомпенсированные дети.

– Здесь, в Саратове, особенно в клинической больнице Миротворцева, прекрасные врачи. Но как обстоят дела с эндокринологами в поликлиниках Саратова и области?

– На нашей кафедре эндокринология изучается, развивается и сохраняется с 60-х годов прошлого века. Здесь отличные кадры и прекрасная школа. Мы отслеживаем все мировые тенденции в лечении диабета. Наши врачи бывают на всех конференциях, я сама недавно вернулась с диабетологического конгресса в Австрии. Сегодня здесь преподается всё, что есть передового в диабетологии. Все эндокринологи, которые работают в больницах и поликлиниках Саратова, здесь, на базе нашей кафедры, проходят повышение квалификации.

– Государство как-то помогает людям с диабетом первого типа?

– Во-первых, абсолютно все дети получают инсулин бесплатно. Самый лучший и самый дорогой. Государство выделяет деньги на установку инсулиновых помп. Помпа – вещь дорогостоящая. И она покупается и устанавливается за счет государства.

Правда, расходные материалы к ней – это уже нагрузка на родителей или на региональный бюджет. От региона к региону ситуация с расходниками разная. Где-то их оплачивают, в Саратовской области – нет. Но, с другой стороны, дети с первым типом диабета у нас получают инвалидность. Хотя ни один из них не является инвалидом в том смысле, в каком мы его понимаем – человеком, который не может сам себя обслуживать. Наши дети выступают на соревнованиях мирового уровня, танцуют, поют – какие они инвалиды?

Для чего статус? Чтобы пенсию по инвалидности можно было тратить на расходники. И тут многое зависит от родителей. Была у нас одна семья, жили небогато, а диабет у ребенка протекал плохо. Когда мы стали устанавливать помпы, мама сказала: и нам тоже. На вопрос – как же вы справитесь? – ответила: «На ребенка у меня хватит». Они смогли обеспечить ребенку расходники, а на помпе удалось выровнять сахар до нормы. У нас этого мальчика вся кафедра знает. Он вырос уже, взрослый стал.

Помпа, конечно, не жизненно необходима, жизненно необходим инсулин. Но она многие вопросы решает. Без нее можно приспособиться, но мы – за помпы.

– Вы следите за судьбой своих пациентов?

– Так или иначе, до 18 лет они все у нас перед глазами. Историй очень много разных, и всегда всё зависит, конечно, от точки зрения. Одна пациентка, которая заболела в десять лет, очень переживала, что ей из-за диабета закрыт путь в спорт. Сейчас ей уже двадцать с лишним лет, она учится в Питере, и она мастер спорта по спортивному ориентированию. Всё свершилось. И таких примеров много.

Как-то к нам на конференцию приезжали из Петербурга молодые люди, которые давно живут с диабетом. Они рассказывали о своей жизни семьям, в которых растёт ребёнок с диабетом. Я запомнила слова одного из выступавших. Он сказал: «Родители, я вас прошу, пожалуйста, не вгоняйте детей в депрессию. Потому что для ребенка его болезнь, как правило, не является стрессом. Но когда видишь, что мама ходит в депрессии, это очень сильно на тебя действует. Пожалуйста, внушайте детям оптимизм».

Анна Мухина

Источник: https://fn-volga.ru/newspaperArticle/view/id/7195